Ирина Скворцова: "Как с Путиным? Да ладно прикалываться!"

Кирилл Благов поговорил с российской бобслеисткой, которая пережила чудовищную аварию, и теперь наблюдала за открытием Олимпиады, сидя рядом с Владимиром Путиным.

- Церемонию открытия Олимпиады вы смотрели, сидя рядом с Владимиром Путиным.

– Это было сюрпризом, меня никто не предупредил, ко мне охрана даже не подходила, не говорили, как себя вести. Просто сказали – вот ваше место, и все. Знаете, сначала я переживала: много камер, прическа, макияж – все ли нормально, ой-ой. А потом думаю: ну, а что здесь такого? Я же приехала получить удовольствие от открытия, можно расслабиться.

- Как вы получили приглашение на церемонию?

– Мне пришло смс: «Ирина, администрация президента приглашает вас на открытие Игр, связь через Минспорт». В пятницу мы чартерным рейсом прилетели в Сочи, поехали на прием к Мутко, а оттуда – на стадион. Приехали мы где-то за полтора часа, поднялись на верхний этаж – фуршетик, выпили бокал шампанского. Я же еще взяла с собой два телефона и фотоаппарат – брат сказал снимать все, что вижу вокруг. А потом мне сказали, что я сижу в президентской ложе, дали значок «Сочи-2014», который считался пропуском. До открытия остается час, мы ждем внутри помещения, на диванчиках расположились, разговариваем. За полчаса меня попросили пройти на трибуну. Я говорю: не, еще полчаса, не пойду, холодно. На меня так посмотрели, но сделать ничего не могут, и я ничего не знаю. Чуть позже вышли наружу, мне показали мое место, я убрала костыли под сидение, достала сумочку с телефонами, сижу веселая, и тут ребята-фигуристы, которые рядом были, говорят: ты с Путиным сидишь. Как с Путиным? Да ладно прикалываться!

- Что успели обсудить с Путиным во время церемонии?

– Ну, прямо чтобы что-то обсуждать, такого не было. По правую руку от него сидел Томас Бах, они больше друг с другом разговаривали. Мы какие-то моменты самой церемонии обсудили, где-то больше, где-то меньше. В конце церемонии Путин спросил меня о здоровье, о том, чем я сейчас занимаюсь, познакомил с Бахом, после этого все позволили себе по глоточку шампанского за открытие, и я потихонечку пошла.

- Был ли у вас вопрос, который вы очень хотели задать Путину, но так и не решились?

– Да что-то в голову ничего не пришло. Видать, блондинка точно. Такой шанс упустила.

- Что обсуждали в президентской ложе тем вечером?

– Да все улыбались, обсуждали церемонию, радовались. А так я и не слушала особо, уши не грела.

- Вы видели фотографии уснувшего Дмитрия Медведева?

– Видела. Ну, а что, все мы люди. Чиновник, не чиновник, а в первую очередь это тоже живой человек, который последнюю неделю явно не в кровати валялся.

- Вы ощутили на себе, что Москва совершенно не приспособлена для людей, которым сложно передвигаться?

– Да, и за счет этого я быстро встала с коляски. А на костылях уже немножечко проще. При этом я еще год передвигалась на общественном транспорте, пока не получила права, в Подмосковье даже ездила. Мне много раз искренне предлагали помощь, но я все же привыкла полагаться на себя. Один раз чуть рыбкой не выпала из троллейбуса. Меня взяли за локти и потянули, корпус наклонился, а ногу-то я не могу поднять, она должна первой идти. Думала упаду, но обошлось. Сейчас с удовольствием за рулем катаюсь.

- Были удивлены тем, что у вас появилась возможность поработать на телевидении?

– Да, причем такое ощущение, что удивлена была только я, а не все остальные. Все говорили, что камера меня любит. Не-не-не, отвечаю. Но в итоге все равно оказалась на телевидении, хотя до сих пор иду, но вроде как не верю. Могу разволноваться так, что язык перестанет работать.

- Год назад вы говорили, что у вас никак не складывается с молодыми людьми.

– И сейчас ничего не изменилось! Хотя после пятницы звонят, конечно, Вконтакте под двести сообщений, две трети от мужчин, но я пока еще ни на одно не ответила. Я вообще не практикую знакомства в социальных сетях, мне вживую гораздо интереснее. Во-первых, я не люблю долго писать, во-вторых так ты видишь, как человек реагирует, слышишь, как говорит.

- Что может заставить юную москвичку попробовать себя в таком виде спорта, как бобслей?

– Так это такой же вид спорта, как и другие, просто чуть более скоростной. Просто в 2007-м я закончила с легкой атлетикой и сказала себе, что в спорт больше не пойду. Прошло четыре месяца, и мне стало этого не хватать, за восемь лет я привыкла к сборам, соревнованиям, общению со спортсменами. До этого меня два года звали в бобслей, и друзья предложили все-таки попробовать. Я согласилась, пришла, получила два месяца испытательного срока, после чего сказали: ты подходишь. Это было в мае, а в октябре я совершила свой первый спуск на трассе в Сигулде. После этого сказала, что точно остаюсь.

- Что именно вас зацепило?

– Адреналин. Это вид спорта для сильных.

- Ваши первые ощущения, когда пришли в себя после той аварии?

– Меня поздравили со старым Новым годом, после этого я два-три дня отходила от новостей. Я не помнила, что произошло, моя память обрывалась на том, как я бегу к бобу. Белые стены, немецкий язык, говорить я не могла, потому что была подключена к аппарату искусственного дыхания. В основном, чувствовала только боли. Потом я в общих чертах узнала, что произошло, но в подробности не вдавалась. Что я делала, что я кричала – такие вещи не узнавала.

- Что было после?

– Сначала все странно было. Учишься заново дышать, говорить, кушать, сидеть. Ты падаешь, но понимаешь, что ничего не можешь с этим сделать. Тебя поднимают, потому что сам ты сделать это не можешь. Плюс внеплановые операции, которые отбрасывают восстановление на шаг назад. Потом приезжаешь в Россию, все твои друзья на двух ногах, а ты в коляске... Мне даже физически не так сложно было, наверное, как психологически. После этого со мной начал работать психолог. Как только становилось хуже, она сразу приезжала.

- Сколько всего операций вы перенесли?

– Немцы сказали, что после пятидесятой уже перестали считать.

- После этого вам рекомендовали год реабилитации.

– Непрерывной реабилитации, но столько у меня не получилось, конечно. Из Германии я вернулась 14 сентября, две недели провела в больнице, потом меня перевели в зеленоградский реабилитационный центр, там я пробыла до января, А в январе меня просто отправили в санаторий на 18 дней, и все – больше я ничем не занималась. Еще в мае я попала в реабилитационный центр дней на тридцать – и все, на этом все закончено.

- У вас возникли финансовые сложности?

– Да, на тот момент немцы еще ничего не выплатили. В программе у меня было написано, что я имею право два раза в год пройти курсы реабилитации в центре, но для меня это было ни о чем, смысла в этом нет. Это как если бы вы были голодным, а вам дали крошку хлеба Вы же не наедитесь, правильно? Поэтому я перестала, а полноценно продлять курсы было дорого.

- К этому добавились проблемы с координатором сборной и нанятым ею адвокатом, которые забрали деньги с одного из ваших счетов.

– Проблемы эти уже решены, и я их не обсуждаю.

- Вы изменили свое мнение об этих людях? Тренер сборной, например, говорил, что они очень многое для вас сделали.

– Я с этими людьми не общаюсь, не здороваюсь и вообще стараюсь их не вспоминать. Не хочу иметь с ними ничего общего.

- Как решился вопрос с компенсацией, которую вам должны были выплатить?

– Это случилось буквально перед новым годом. Они мне выплатили все единым платежом, то есть больше я ни на что не рассчитываю. Если эти деньги закончатся, это мои проблемы.

- Вы остались довольны размером компенсации?

– Я бы не хотела комментировать, это щепетильный вопрос. На операции и на первое время восстановления мне хватит. Впереди меня ждет пластическая хирургия, приводим тело в порядок.

- А кто в итоге выплачивал компенсацию?

– Я не буду вдаваться в подробности, у меня было три ответчика, поэтому давайте будем считать, что Германия выплатила.

- Что сейчас с человеком, который допустил ошибку, разрешив вам стартовать?

– Ничего, суд закончился.

- Он больше не будет работать?

– Нет, он работает.

- Как?

– Судебные тяжбы там были немножечко не для журналистов. Я знаю, почему что и как, но не комментирую.

- Через несколько лет после аварии вы можете сказать, почему тогда поехали на красный свет?

– Когда ты на старте, судья главный. Ему сказали, что горит красный, он ответил, что все в порядке. Не спорить же с ним.

- В каком состоянии сейчас находится ваш организм?

– Максимума я уже никогда не добьюсь, попробую восстановиться процентов на 70-80. На данный момент восстановление идет очень медленно. Я имею в виду нервы. Ногу я пока только ощущаю, но еще не чувствую. Этот процесс пока не остановился, и я надеюсь, что еще продолжится. Бегать, прыгать – это, конечно, нет. Но на костылях хожу, и иногда даже без них.

- В какой момент вы поняли, что со всем справитесь?

– А я и сейчас этого не понимаю.

- Что делать, чтобы не отчаиваться с тяжелой ситуации?

– Надеяться на себя, не опускать руки и пробовать найти выход. Конечно, сейчас многие скажут, что мне повезло, что мою историю раздули журналисты... Ну да, повезло мне. Повезло в том, что со мной все случилось за границей, и это было на слуху.

- То есть если бы это случилось в России, такого резонанса не было бы?

– Нет. Здесь бы все уже замяли. Поверьте, я знаю такие истории – они связаны не совсем с бобслеем, но, скажем так, со спортивными травмами. Я тоже не стала бы исключением.

- Когда вам пришлось тяжелее всего?

– Когда пошли две внеплановые операции. Еще когда я приехала в Кенигсзее уже после аварии. Мне было неловко, когда меня видели на коляске мои же ребята, мне не хотелось появляться в таком виде.

- Зачем тогда поехали?

– Германия пригласила меня на чемпионат мира, и я дала согласие. Это случилось задолго до самого турнира, на тот момент все было нормально. Чем ближе была дата поездки, тем тяжелее мне становилось, но отказываться в последний момент было некрасиво.

- Что испытывали, когда в итоге там оказались?

– Ничего. Трасса – и трасса. Журналисты попросили сходить на то место, но я, конечно, отказалась, это уже перебор. А так – я приехала болеть за своих, и самым сложным было показаться на коляске. Когда вернулись в гостиницу, я встала на костыли, и к коляске больше не прикасалась.

- Спокойная жизнь, или шанс скатиться по трассе за олимпийской медалью?

– Я сказала тогда: ой, я бы прокатилась. Мне отвечают: Ира, в Германии тебя никто не посадит в боб, им хватило одного раза. Ладно, говорю, поедем в Америку. Понятно, что никто и нигде такой ответственности на себя не возьмет, но я бы прокатилась. Просто прокатилась.

Текст был опубликован в интернет-газете