Вы ублюдки, которые старались отлучить меня от футбола!

В прессе была настоящая Златан-оргия. Парень в золотых шортах. Златан Невероятный. Златан то, и Златан сё – и я читал и смаковал это.

...Но тем не менее, когда я купил газеты на следующий день, – там было полное безумие. В прессе была настоящая Златан-оргия. Парень в золотых шортах. Златан Невероятный. Златан то, и Златан се – и я читал и смаковал это. Помню, как-то мы с Чиппеном (Ким Чельстрем) и Кеннеди Бакирчиоглу, игроками молодежной сборной, вышли в Борасе чего-нибудь поесть. Мы сидели себе в кафе, с плюшками и безалкогольными напитками, когда вдруг появились девушки примерно нашего возраста, и одна из них говорит, вроде как стесняясь: Это ты тот парень за 85 миллионов крон?» И что я мог на это ответить?

«Ну да»,– сказал я: «Это я». Мой мобильник непрерывно звонил. Люди подлизывались ко мне, и поздравляли меня, и в основном завидовали – все, кроме одного человека – это была мама. Она совершенно вышла из себя: «Боже мой, Златан, что случилось?» – вопила она. «Тебя похитили? Ты умер?» Она видела меня по телевизору и не могла понять, о чем они говорят, а что может хорошего случиться, если ты из Росенгарда и попадаешь в медиа – обычно это означает, что дела плохи.

«Все в порядке, мама. Меня только что продали в «Аякс»», – сказал я ей, а она как разозлится! «Почему ты ничего не рассказал? Почему мы должны узнавать об этом из телевизора?». Она тут же успокоилась – я нахожу это очень трогательным, когда вспоминаю, – и уже на следующий день мы с Йоном Стен Ольсеном отправились в Нидерланды, и я был одет в розовый свитер и коричневую кожаную куртку, которые были моей самой клевой одеждой, и я дал пресс-конференцию в Амстердаме. Там была большая шумиха – фотографы и журналисты сидели и лежали повсюду, а я сиял. Я смотрел на всех свысока. Я был счастливым и смущенным. Я был большим и маленьким одновременно, и я впервые в жизни попробовал шампанское и скорчил гримасу – типа, что это за гадость? Бенхакер вручил мне футболку с номером 9, который носил Ван Бастен.

Даже этого было слишком много, и посреди всего этого несколько парней снимали документальный фильм обо мне и ФК «Мальмо», под названием Bladarar (Синие Маньяки), и они поехали в Амстердам и снимали меня со спонсорами клуба в автосалоне Mitsubishi, и я по нему бродил в своем коричневом кожаном пиджаке и присматривался к тачкам.

«Как-то нереально просто прийти сюда и взять себе одну. Но я думаю, что привыкну к этому», – сказал я, – и они усмехнулись.

Это было первое восхитительное чувство того, что все возможно. Это была сказка, действительно сказка, в воздухе веяло весной и я пришел на стадион «Аякса» и стоял там на пустой трибуне с леденцом во рту, а тем временем журналисты все сильнее и сильнее входили в раж. Они строчили рассказы про мальчика из гетто, которому выпал шанс осуществить свои мечты, и на следующий день они писали о том, что Златан почувствовал вкус к жизни профессионального футболиста и к роскошной жизни, – и это когда вот-вот должен был начаться сезон в Allsvenskan (первый шведский дивизион – прим. переводчика). Хассе Борг договорился, что я останусь в «Мальмо» еще на 6 месяцев, поэтому я сразу же вернулся из Амстердама на базу. Довольно беспокойный был день, как я помню.

Я только что подстригся и был рад снова увидеть товарищей по команде. Но теперь они все просто сидели в раздевалке, держа перед собой газеты, читая обо мне и о моей «роскошной жизни». Эта сцена есть в фильме. Я вхожу, смеясь, снимаю куртку и издаю радостный крик, диковатое «йе-ха!» – и они смотрят вверх. Я чувствовал себя виноватым перед ними.

Они выглядели несчастными. Конечно, они все позеленели от зависти, и хуже всех выглядел Хассе Маттиссон, парень, который дрался со мной в Гуннилсе. Он казался полностью разрушенным, но он все-таки сильный парень. Он капитан команды и должен держаться. И он пытается: «Я должен тебя поздравить. Это блестяще! Ты должен использовать этот шанс», – сказал он, но кого он мог обмануть? Камера зафиксировала все.

Камера переходит с его грустных глаз на меня, и я сижу себе на скамейке, сияя, счастливый, как дитя, и может быть, – даже не знаю, – я был немного не в себе в те дни. Все время что-то происходило. Я хотел движухи, больше движухи. Типа, поддерживаем градус и пусть шоу продолжается, и вот почему я совершал кучу всяких глупостей. Я сделал мелирование на волосах, и еще я обручился. Ну, обручиться с Мией было не такой уж глупостью. Она была милая девушка, училась на веб-дизайнера, она была хорошенькая блондинка. Мы познакомились на Кипре предыдущим летом, она там работала в баре, и мы обменялись телефонами и начали вместе тусоваться и веселиться в Швеции. Но помолвка была такой ураганной штукой, и – поскольку у меня пока что не было опыта в общении с медиа – я сказал о ней Руне Смиту из таблоида Kvaellposten. Как раз тогда он спросил: «Что ты ей подарил на помолвку?». «Какие еще подарки? У нее есть Златан». У нее есть Златан!

Такие высказывания всегда заметны, это звучало нагло, в точном соответствии с моим медийным имиджем. И эту фразу мне все время припоминают. А случилось только то, что через несколько недель Миа осталась ни с чем. Я разорвал помолвку, потому что приятель меня убедил, что мне еще рано жениться, в общем, я много что делал импульсивно. Я несся вперед. Слишком много всего происходило вокруг меня.

Вот он я – эй, вы, ублюдки, которые строчили жалобы и старались отлучить меня от футбола!

Приближалось начало сезона в Allsvenskan, и как вы можете себе представить, я был обязан показать, что я стою те самые 85 миллионов крон. Накануне Андерс Свенссон и Ким Чельстрем забили по голу в своих первых играх, и люди говорили, что я не соответствую своему новому звездному статусу. Что наверное я всего лишь распиаренный подросток. Так часто бывало в те годы, все говорили, что меня просто создала пресса, и я чувствовал, что должен выдать нечто. Было много о чем беспокоиться, и я помню, что стадион Мальмо бурлил. Это было 9 апреля 2001 года.

У меня был синий мерс-кабриолет, я им гордился. Но когда Руне Смит брал у меня интервью перед матчем, я не хотел, чтобы меня фотографировали с машиной. Я не хотел выглядеть слишком наглым. Было ощущение, что вот бы все стало как раньше – от этого просто в жопе свербило, мне столько всего предлагали – давление могло стать слишком велико, и все такое, и со всем этим было очень непросто. Мне было девятнадцать, и все случилось слишком быстро. Конечно, я ловил кайф от этого. Это был совсем другой уровень. Но какое же было желание отплатить тем, кто не верил в меня и составлял жалобы и делал все то, что я вынужден был терпеть так долго. Мщение и ярость управляли мной с момента, когда я начал играть, и воздух переполняли недоверие и ожидания. Мы должны были играть с АИК. Не самое легкое начало сезона.

В последний раз, когда мы с ними играли, мы были разгромлены и отправлены во второй дивизион. Теперь, в этом сезоне, люди видели в АИК одного из фаворитов в борьбе за победу в Allsvenskan Лиге, да и взаправду – кто мы были такие? Мы только что вышли из Superattan (второй шведский дивизион), при этом даже не победили там. К тому же на нас давило мнение людей, и говорили, что это главным образом из-за меня, мальчика за 85 миллионов крон. Трибуны на стадионе «Мальмо» были заполнены, около 20 000 человек было там, и, выбегая на поле по длинному туннелю с синим полом, я слышал гул, идущий снаружи. Он был сильный, и я понял – вот оно, наше возвращение в высшую лигу, и в этом было что-то почти непостижимое. Там было море баннеров и плакатов, и когда мы выстроились в линию, люди начали кричать что-то, я сперва не расслышал, что. Там было «Мы любим «Мальмо», а также мое имя. Это было похоже на гигантский хор, и на баннерах были надписи вроде «Удачи, Златан», и я просто стоял там на газоне и впитывал все, поднеся руки к ушам, как бы показывая – еще, еще. Если честно, все сомневающиеся в одном были совершенно правы. Сцена была полностью готова для провала. Это было слишком.

Свисток дал старт без четверти девять, и шум стал еще сильнее. В то время главным для меня было не забивать голы. Это было шоу, искусство, все, в чем я упражнялся раз за разом, и я сразу же обыграл в очко защитника АИК и выдал несколько финтов. Затем я выпал из игры – и АИК начал рулить игрой, создавая один момент за другим, и долгое время все это не сулило нам добра. Возможно, я хотел слишком многого. Я уже тогда это знал: если ты ждешь слишком многого – запросто получишь облом.

Но я постарался расслабиться, и на тринадцатой минуте я получил мяч возле штрафной от Петера Соренсена. Сперва я не видел ничего похожего на блестящий шанс. Но я сделал финт. Я ударил пяткой, рванул вперед и нанес пушечный удар по воротам – и, Боже мой, меня самого словно кто ударил, я просто взорвался – вот оно, наконец-то! – и упал на колени, празднуя гол, а весь стадион ревел: «Златан, Златан, СуперЗлатан» – и все тому подобное. Меня словно возносило ввысь. Я делал одно фантастическое движение за другим, и на девятой минуте второго тайма я получил еще один классный пас от Соренсена. Я был на правом фланге и рванул к воротам. Позиция выглядела не удобной для того, чтобы нанести удар, и все подумали – он отдаст пас. Но я пробил по воротам. С невероятного угла – я забил гол, и зрители просто обезумели. Я медленно пересек поле с широко разведенными руками, и что за рожу я состроил! Это была сила. Это было «Вот он я – эй, вы, ублюдки, которые строчили жалобы и старались отлучить меня от футбола!».

Это была месть, это была гордость, и я представлял себе, как все, кто считал, что 85 миллионов крон – это слишком высокая цена, теперь заткнутся. И я никогда не забуду тех журналистов после матча. Атмосфера была наэлектризована, и один из них сказал: «Если я назову имена Андерса Свенссона и Кима Чельстрема, что ты на это скажешь?». «Я скажу – Златан, Златан», – и люди рассмеялись, и я вышел наружу, в весенний вечер, там стоял мой Мерседес-кабриолет, и все это было потрясающе.