Бекхэм открылся, как писатель

Впервые я узнал о возможности своего участия в этой встрече из статьи в вечерней газете "Манчестер ивнинг ньюс", где говорилось, что тренерский совет обдумывает возможность предоставить кое-кому из юношей шанс испробовать на собственной шкуре вкус европейского футбола. На следующий день нескольким из нас действительно сказали, что вечером мы выйдем на игру (против "Галатасарая". – Прим. ред.) в стартовом составе. Не знаю, как другие, но лично я понятия не имел о том, что меня ожидает. А примерно через полчаса забил свой первый "взрослый" гол в составе "Юнайтед".

Мяч выкатывался ко мне со стороны стратфордской трибуны, и я помню мысль, промелькнувшую у меня в голове: если я смогу правильно принять его, то из этого может кое-что получиться. И хотя в действительности я не сумел идеально укротить мяч, он вполне удачно лег мне на ногу, я пробил, а потом тут же повернулся и побежал праздновать свой успех. Первым, кто сгреб меня в свои объятия, оказался Эрик Кантона. Я изо всех сил старался вырваться, но он в конце концов просто повалил меня. И долго не отпускал. А в голове у меня звенело: "Я забил гол, и я праздную это событие с Эриком Кантона".

Об уроках Роя Кина…

Вскоре после начала игры (с "Блэкберном". – Прим. ред.) я попробовал дать длинный пас, который заведомо не проходил, что называется, пульнул мяч в сплошное молоко, и Рой Кин наехал на меня по поводу этого удара, фактически он попросту смешал меня с грязью. Пока я не узнал его стиль получше, в таких ситуациях я пытался ответить ему тем же.

С Роем такое случается часто, и он все время покрикивает на товарищей по команде. Это неотъемлемая часть его манеры игры, и важно, чтобы окружающие понимали: в таком его поведении нет ничего личного. Для Роя абсолютно не имеет значения, играешь ли ты за "Юнайтед" десять лет или провел всего лишь десять игр. Если он считает, что так нужно, он наезжает на тебя. Все это происходит в нем от неуемного желания победить.

Тем вечером на "Эвуд-Парке" я в первый раз стал мишенью одного из таких его залпов. Но, надо сказать, это сработало. Это всегда срабатывает: Кини своими резкими словами зажигает тебя, поскольку ты знаешь, что он поступает так по разумной причине, а не только ради того, чтобы дать выход своему гневу. Прав он или же ошибается, но ответная положительная реакция всегда гарантирована.

…и Эрика Кантона

Каждый день после тренировки он оставался на поляне "Клиффа", работая самостоятельно. Пробивал штрафные удары, делал обманные движения и разные финты – в общем, такие вещи, какие ты вполне мог ожидать. Но основное время он занимался самыми простыми приемами. Он пробивал мяч вверх настолько высоко, как только мог, и затем принимал его, стараясь как можно быстрее и удобнее укоротить его и взять под контроль. Потом многократно бил мячом в стену и принимал отскок, попеременно действуя то правой, то левой ногой. Эрик был одним из лучших игроков в Европе, а он проделывал ту же самую элементарщину, которой я занимался с папой в "Чейз Лейн Парке", когда мне было лет семь.

Играя в футбол профессионально, вы должны тратить свое основное время на подготовку к двум играм в неделю. Это не оставляет больших возможностей для занятий основами: умением контролировать мяч и нанесением ударов. Отец всегда старался добиться от меня понимания того, что уверенный контроль над мячом – это самый важный навык из всех. Не имеет значения, какой именно элемент ты сейчас отрабатываешь, ключевым всегда является хороший первый контакт с мячом. Вот почему Эрик, который давно уже был футболистом, признанным на международном уровне, всегда стремился найти время поработать над этим основополагающим компонентом игры.

О пикирующем голе "Уимблдону"

Брайан Макклэр, только что покинув нашу половину поля, выкатил мяч на ход передо мной. Их вратарь немного вышел из ворот, и я подумал: "А почему бы и нет?" Надо пробить. Так я и сделал, а потом, помнится, посмотрел вслед мячу, который, как казалось поначалу, летел в точку, расположенную где-то между воротами и угловым флажком. Однако вращение, приданное мною мячу в момент удара, начало возвращать его по направлению к цели, и в этот момент в голове у меня промелькнула мысль: "У этого удара есть шанс".

Мяч висел в воздухе, как мне показалось, целую вечность, но после долгого парения спикировал на ворота, пролетев над Салливаном прямо в сетку. А в следующий момент на меня спикировал Брайан Макклэр и стал нещадно душить. Он все время стоял там же, почти рядом со мной, и вместе со всеми, кто находился на поле и вокруг него, просто наблюдал за парением мяча чуть ли не через половину газона.

Потом в раздевалке после игры кто-то сказал мне, что, когда я пробил тот удар, старший тренер прямо зарычал:

– Он что, думает, будто может теперь позволять себе все?

Эрик Кантона подошел ко мне, пока я переодевался, и пожал мою руку.

– Какой гол! – только и сказал он.

О роковом удалении на ЧМ-98

Я считаю Диего Симеоне хорошим игроком. Хорошим, но при этом еще и отлично умеющим вызвать раздражение и злость у того, против кого он играет: всегда он где-то около тебя и действует очень плотно, не жалея твои лодыжки и все время прихватывая тебя. Но по ходу игры (против Аргентины. – Прим. ред.) у меня действительно не возникало никаких проблем или неприятностей, но только до тех пор, пока почти сразу после перерыва Симеоне не врезался в меня сзади. А затем, пока я лежал на земле, он наклонился ко мне и сделал такое движение, как будто ерошит мои волосы. И при этом сильно дернул их. В ответ я совсем несильно пнул его ногой.

Это была инстинктивная, хоть и неправильная реакция. Ты просто не можешь себе позволять какие-либо ответные меры. Разумеется, меня спровоцировали, но почти в тот же самый момент, когда я совершил свое ответное действие, я уже понял, что не должен был делать этого. А Симеоне, конечно, тут же рухнул, как подкошенный.

Я совершил сейчас большую ошибку. Меня могут выгнать. Гари Невилл подошел ко мне сзади и шлепнул по спине:

– Что ты натворил? Зачем ты это сделал?

Он вовсе не наезжал на меня. Гари всего лишь хотел знать, почему я ударил Симеоне ногой. Но в тот момент – да и по сей день – я не знал ответа на этот вопрос. Рефери, Ким Нильсен, не сказал мне ни слова. Он только вытащил из своего кармашка красную карточку. Я не забуду этого зрелища никогда, пока буду жив.

Теперь можно посмотреть все это на видео: Симеоне, ведущего себя так, словно находится в отделении интенсивной терапии; Верона, докладывающего судье, что здесь, по его мнению, произошло; самого арбитра с этой злосчастной карточкой в руке; Батистуту, кивающего головой и словно бы показывающего этим, что правосудие восторжествовало; и меня, без затей уходящего с поля, с глазами, уже нацеленными на туннель. Я не выглядел и не был разозленным. Одного взгляда на мое лицо было достаточно, чтобы понять: я пребывал совсем в другом мире. Симеоне подложил мне свой капкан, а я прыгнул прямиком в него. И что бы еще ни случилось со мной в жизни, те шестьдесят секунд всегда будут со мной.

О своем тренере…

Алекс Фергюсон обладает всеми лучшими качествами, которые необходимы старшему тренеру и администратору. А если вспомнить "Францию-98", то в особенности выделяется одно из них: шеф остался верным своим игрокам, он стоял за них горой и поддерживал даже в самые худшие времена.

– Просто возвращайся в Манчестер, – сказал он мне. – И пусть тебя не волнует, что говорят всякие люди. Приезжай сюда, где все тебя любят и поддерживают. А остальным ты сможешь дать ответ после того, как начнется сезон.

Лояльность нашего отца-командира по отношению к своим игрокам -главная причина, почему они питают к нему огромное уважение как к человеку и абсолютно верят в него как в старшего тренера. Сознание того, что он действенно поддерживает меня, очень помогало мне прорваться и выжить в то лето 1998 года и в начале следующего сезона.

…и своих болельщиках

Манчестерские болельщики приняли меня в тот день (матч против "Лестер Сити", первый матч после удаления на ЧМ-98. – Ред.) просто фантастически. Каждый раз, когда я шел к угловому флажку подавать корнер, тысячи человек поднимались со своих мест, чтобы приветствовать меня. Зрители хотели дать мне почувствовать, что они – на моей стороне. И это значило для меня невероятно много. Я испытывал удивительное ощущение. Когда за тебя 60 тысяч болельщиков "Юнайтед", ты готов покорить весь остальной мир.

А игра тем временем шла не без сложностей, но вполне благополучно для нас: к перерыву счет стал 2:0 в нашу пользу. Сначала Тэдди Шерингем заколотил один гол, а затем уже в добавленное время в конце тайма мы получили право пробить штрафной удар в паре метров от границы штрафной площади лестерцев.

Я начал разбегаться, и в этот момент неумолчный гул толпы зрителей разом прекратился, как отрубленный, и на стадионе воцарилась тишина – невероятная и даже немного жутковатая. Уверен, что все, кто там был, запомнили это странное ощущение. Единственный голос, который я мог расслышать, звучал у меня в голове: "Ну, пожалуйста, влетай. Прошу тебя, прошу – влетай".

И когда я пробил внутренней стороной правой стопы, мяч облетел "стенку" по кривой и нырнул в угол ворот -мне показалось, как при замедленной съемке. И того времени, которое требовалось мячу, чтобы пролететь мимо вратаря, было вполне достаточно, чтобы я понял, какой же это прекрасный, просто идеальный момент в моей жизни. Я побежал к угловому флажку с протянутыми вверх и широко разведенными руками, подпрыгивая и совершая по дороге какие-то неуклюжие пируэты. И совершенно точно знал, что мне хотелось сказать болельщикам "Юнайтед", если бы я мог перекрыть их рев: "Я не знал, чего мне ожидать. Спасибо за поддержку. Этот гол – для вас".

О легендарном финале "МЮ" – "Бавария"

Честно говоря, это был далеко не лучший наш матч. "Бавария" забила ранний гол. Она показала себя сильной командой и к тому же очень хорошо организованной, как и все немецкие дружины.

Внезапно – никто из нас не знал, как мало времени оставалось в тот момент до финального свистка, – мы получили возможность переломить игру. Я перехватил мяч, обыграл своего соперника и сделал дальний пас налево. Оле, который вышел на замену всего за несколько минут до этого, тоже сыграл удачно и заработал право на угловой. Я совершил спринтерский рывок, чтобы побыстрее подать его. В этот момент хорошо помнил, что хотя поле на "Ноу Камп" очень большое, около угловых флажков едва хватает места, чтобы разбежаться при подаче корнера. А еще я видел, что Петер Шмейхель прибежал помочь нашим атакующим порядкам в штрафную площадку "Баварии", и, увидев его решимость, попытался успокоиться и взять себя в руки: "Только не напортачить. Надо хорошо и повыше покрутить мяч и постараться направить его в опасную область".

Я нанес удар. Мяч полетел к Гиггзи. Тот промахнулся и не попал по нему, а мяч подпрыгнул и отлетел к Тэдди Шерингему, второму нашему запасному, который сразу же пробил с нескольких ярдов. Тэдди был очень близок к тому, чтобы оказаться вне игры. Но этого не случилось, и мы сравняли счет – на табло загорелось 1:1. Все мы ощутили прилив сил. И одновременно мы все в тот момент почувствовали, насколько дают себя знать труды всего этого сезона. Я был совершенно без сил. Гари не мог заставить себя добежать до остальных ребят, лежавших кучкой на Тэдди. Те, кто сидел на нашей скамейке, повскакивали и выбежали на газон. Но все находившиеся на поле и сидящие на трибунах, должно быть, думали об одном и том же: "Ясно, что нас ждет. Дополнительное время".

Я бросил взгляд на нашу скамейку. Стив Маккларен пытался что-то сказать шефу, советуя реорганизовать команду. Шеф от него отмахнулся и попросил не приставать. Неужто мне померещилось, или же Алекс на самом деле действовал так, словно знал, что мы снова забьем? Он кричал нам, требуя поскорее возвращаться к центру поля и дать немцам возможность побыстрее ввести мяч в игру.

Почти сразу же после этого мы заработали еще один корнер. Это случилось настолько быстро, что когда я шел подавать его, то видел, как болельщики "Юнайтед" все еще продолжают прыгать, выкрикивая радостную весть в свои мобильные телефоны. А игроки "Баварии", как мне подумалось, пока лишь старались осмыслить произошедшее. В мгновение ока я ударил по мячу, Оле первым добрался к нему, и мы снова забили...

"Бавария" нашла в себе силы перевести мяч на нашу половину поля и еще раз двинуться вперед. Мои ноги были уже на пределе. Да и у всех они были налиты свинцом: "О, нет. Только не забейте, пожалуйста, теперь".

Кто-то сумел отбить мяч подальше от нашей штрафной площадки, и тут же раздался свисток. Не знаю, как это получилось, но этот пронзительный звук подействовал на меня, подобно удару током, и я ощутил последний взрыв неизвестно откуда взявшейся энергии. Я пробежал – и не как-нибудь, а по-спринтерски – с распростертыми руками почти через все поле по направлению к трибуне с нашими болельщиками. Большинство остальных наших парней просто попадали на газон, поскольку не держались на ногах, они были в изнеможении и совершенно лишились сил. Рев, поднявшийся среди болельщиков "Юнайтед", был настолько оглушительным, что у меня заложило уши и возникло такое чувство, словно с трибун палят в меня из пушек. Не знаю, доведется ли мне когда-либо снова испытать хоть что-то подобное.

Когда мы, наконец, смогли пробраться в раздевалку, там воцарилось настоящее безумие. Шампанское лилось рекой. Альберта, отвечающего у нас за комплектование формы и прочего спортивного снаряжения, бросили в джакузи. Каждый, не обращая внимания на других, пел, кричал и смеялся. Мы много лет играли вместе в футбол, и теперь было самое подходящее время, чтобы вместе побеситься.

О козлах отпущения

Как мне кажется, для многих зачастую перестает иметь значение, что футбол – игра командная. Когда дела идут не так, как надо, то вину за это всегда должен кто-нибудь взвалить на себя – или ее взвалят на него другие. Возьмем, к примеру, выступление сборной Англии. В чемпионатах мира последних лет таким человеком в 1998 году был я, а потом, в 2002-м, – Дэйв Симэн. Что касается европейского чемпионата 2000 года, то игроком, который стал козлом отпущения за то, что показанный нами результат не совпал с ожиданиями публики, сделали Фила Невилла.

Складывается впечатление, что для СМИ и для некоторых болельщиков в каждом крупном турнире всегда должен отыскаться герой или же злодей. Я вовсе не говорю, что у людей нет законного права высказывать собственное мнение насчет сборной Англии или отдельных ее футболистов. Тем не менее иногда становится интересно, а понимают ли эти люди, что слова, которые они произносят или пишут о нас, западают в память и оказывают свое действие. Футболисты могут порой заявлять, что они не читают газет и не слушают радио, но уж, поверьте, мы все отлично знаем, когда нас честят и в хвост и в гриву. И какими бы сильными мы ни старались при этом быть – или хотя бы казаться, – но подобные тексты всегда оставляют несмываемый след и на нашей вере в себя, и на психологических установках.

О счете 5:1 в выездном матче против Германии

Помню, как я ввалился в раздевалку при счете 2:1 в нашу пользу и не мог решить, как мы должны действовать в течение последующих 45 минут. Со всех сторон слышалось:

– Что же нам делать? Стоять насмерть и удерживать 2:1? Или же наседать в расчете на еще один гол, который их добьет?

Думается, все мы понимали, что нам не следует ничего менять. Именно это сказал нам и Свен. Второй тайм оказался из тех, который может привидеться только в прекрасном сне.

Майк забил свой второй гол спустя всего несколько минут после возобновления игры. А затем и третий. После этого еще и Скоулзи четко выкатил мяч вразрез на ход Эмилю Хески, который тоже не промахнулся. Помню, когда удар Эмиля достиг цели, я повернулся, чтобы посмотреть, как реагируют на это сидящие на нашей скамейке. Запасные и тренерский персонал сжимали друг друга в объятиях и можно было прочитать по их губам:

– Пять-один! Против Германии! В Германии! Это невероятно!

А ведь еще оставалось двадцать минут. Двадцать минут на футбольных небесах. У меня были несколько странные ощущения – я, правда, участвовал в комбинации, которая привела к пятому голу, а также проделывал всю ту работу, которую мне полагалось делать по ходу игры. Но я не внес того вклада в решающие моменты игры, как это иногда бывало в других моих выступлениях за сборную Англии. Играл, но меня не покидало такое чувство, словно я имею в то же время поразительную возможность наблюдать за всеми событиями как бы со стороны. Я был частью происходящего на поле, но наряду с этим еще и восхищался тем, что творят эти парни, играющие рядом со мной.

Единственное, что нам сейчас требовалось, это держать мяч. Чем мы и занимались, доводя тем самым немцев до бешенства.

О штрафном, открывшем путь на ЧМ-2002

Шла последняя минута основного времени (против греков в отборочном матче ЧМ-2002. – Ред.), и у Найджела не оставалось времени ни для чего другого, кроме как сильно выбить мяч, – куда подальше. Принимал его Тэдди и справился с этим успешно, после чего тут же рванулся вперед. Не знаю, действительно ли его толкнули в спину слишком грубо, но этого оказалось достаточно, чтобы мы заработали еще один штраф, почти по центру, чуть левее и в пяти ярдах от линии греческой штрафной площади.

Я устанавливал мяч. Подбежал Тэдди, как будто желая забрать его у меня и самому выполнить этот удар:

– Я пробью.

Сегодня я смазал изрядное количество штрафных, но все равно не собирался отдавать кому-то эту последнюю возможность.

– Нет, Тэд. Отсюда для тебя слишком далеко.

Не знаю, почему я так сказал, поскольку это была неправда, но Тэдди посмотрел на их стенку и уступил мне право на удар. Я понимал, что это наш последний шанс. Попробовал успокоиться и укротить нервы, сделав несколько глубоких вдохов. Тэдди занялся тем же, что делал всегда (тут он большой специалист): расположившись позади стенки, Тэдди смотрит, где располагается вратарь, и становится прямо перед ним, вместе с тем обходясь без блокировки. А потом в самый последний момент он дергается в сторону, и это каждый раз сбивает вратаря с толку и заставляет его менять положение. Если бы Тэдди не проделал этой хитрой операции, то, возможно, греческий вратарь среагировал бы вовремя и спас свою команду. Но это все было впереди. А пока я лишь концентрировался на том, чтобы мой удар наверняка пришелся в рамку ворот. Потом разбежался – и уже в момент контакта с мячом знал, что на сей раз вмажу.

Всем зрителям, которые были в тот день на "Олд Траффорде", и тем, кто наблюдал за игрой по телевизору, не нужно напоминать, что я после этого гола немного отрубился. На меня накатило какое-то странное чувство отрыва от реальности, и не только я один совершенно потерялся на несколько десятков секунд. Мартин – великолепный профессионал и замечательный человек. Я никогда не видел его в таком состоянии и до сих пор начинаю смеяться, когда вспоминаю его лицо, и то, как он вытаращил глаза. И при этом повис на мне, хохоча и выкрикивая:

– Это потрясающе! Это просто потрясающе! Вот потому-то ты и есть настоящий мужик!

О конфликте с фергюсоном в раздевалке

В начале второго тайма Эду, пройдя вперед, мягко прокинул мяч в глубину нашей обороны на Вилтора, и "Арсенал" был уже на два гола впереди. Я играл не здорово. Впрочем, и остальные тоже. После финального свистка мы двинулись всей толпой в раздевалку. Я уже давно снял свои бутсы и щитки, потому что получил удар по ноге и был заменен. Шеф вошел, закрыл за собой дверь, снял куртку и повесил ее на крючок. Первые его слова были такими:

– Дэвид! Как насчет второго гола? Что в этот момент делал ты?

Значит, он винил меня? Его слова застали меня абсолютно врасплох.

– Это была не моя ошибка. Их парень убежал от кого-то еще в центре поля, сразу же за средней линией.

Шеф продолжал наступать:

– Мы говорили тебе об этом перед игрой. Проблема с тобой в том, что ты никому не позволяешь обратиться к тебе. Ты не слушаешь.

Я не мог поверить своим ушам. Ведь я внимательно слушал – и хотел слушать – на протяжении всей моей карьеры. Я слушал отца-командира с первого дня, когда мы встретились, и продолжал делать это теперь.

– Дэвид! Когда ты не прав, то должен уметь признаваться в этом, – сказал тренер.

– Шеф, прошу извинить. Я в данном случае не сделал ничего неправильного. Это не было моей ошибкой, и я не беру на себя вину за гол.

– Нет. Ты как раз и должен взять вину на себя.

Каждый из присутствовавших в раздевалке отлично слышал, что происходит. Конечно, все знали, что прав был я; можно было показать пальцем на полдюжины наших ребят, кто так или иначе поспособствовал второму голу "Арсенала". И нечего было валить все на меня, как поступал шеф. У меня было такое чувство, что надо мной измывались, причем публично, и старались загнать в угол – но без всякой другой причины, кроме злобы шефа. Меня заманили в ловушку и поймали.

И тут я стал говорить то, чего никакой игрок, и уж конечно никакой игрок "Юнайтед", не должен выливать на старшего тренера. Когда я мысленно возвращаюсь к тому дню, то происшедшее в эту минуту все еще кажется мне чем-то нереальным.

Шеф сделал шаг или два по направлению ко мне. На полу валялась бутса, он размахнулся и что было сил пнул ее. В меня? В стену? Она могла полететь куда угодно -так он был разгневан. Я почувствовал острую боль немного выше левого глаза, куда угодила бутса, прижал к этому месту руку и вытер с брови кровь. И тут я пошел на отца-командира. Не знаю, терял ли я когда-либо в жизни контроль над собой до такой степени. Несколько ребят вскочили -сначала меня схватил Гиггзи, потом Гари и Руд ван Нистелрой. Вдруг все происходящее стало напоминать какую-то безумную сцену из гангстерского кино -они держат меня, а я пытаюсь добраться до шефа. Он отступил назад, думаю, и сам потрясенный и шокированный случившимся. Вероятно, вспышка гнева продолжалась у него никак не больше минуты. Я тоже немного успокоился и прошел в комнату для лечебных процедур.

Один из медиков остановил кровотечение возле глаза. Я пробыл там примерно пять минут – столько, сколько потребовалось врачу и физиотерапевту, чтобы удостовериться, что я не вернусь и не начну эту свару снова. В конце концов я сказал им, что все в порядке, и прошел в раздевалку, быстро оделся и собрался уходить. Когда я подошел к двери, там уже стоял отец-командир:

– Извини, Дэвид. Я не хотел сделать этого.

Я даже не мог заставить себя посмотреть на него -настолько был еще разозлен тем, что произошло, и не хотел никак реагировать на его слова.

О лучшем штрафном в своей жизни

Мы получили право на штрафной удар вблизи границы штрафной площади "Реала", справа от ее угла. Если бы я мог выбирать, то, возможно, пробил бы с точки, расположенной на ярд или два подальше. Чем ближе ты к воротам, тем быстрее мяч должен взмыть после твоего удара и затем снова нырнуть вниз, чтобы миновать и стенку, и вратаря. Этот сегодняшний штрафной казался мне затертым и привычным, как 50-пенсовая монетка, – и по расстоянию до цели, и по расположению относительно нее. Я самостоятельно отрабатывал точно или почти точно такой же удар тысячи раз на различных тренировочных полях -на "Уодхэм лодж" и на "Клиффе", в Ла-Боле и аббатстве Бишем, в Каррингтоне – после того как все остальные уже разошлись по домам. И научил свою стопу, всю ногу, остальные части тела тому, какие ощущения в них возникают при правильном исполнении такого штрафного удара, а также научил их, каким образом реализовывать его правильно. И потому теперь, когда у меня слегка кружилась голова и хотелось судорожно вдохнуть, а будущее висело на мне тяжким бременем, я смог выключить все отвлекающие факторы наподобие лампочки.

Вот он – мяч перед тобой. Проблеск белой стойки ворот, которую можно рассмотреть за стенкой обороняющихся. Вот то самое место на твоей бутсе и угол, под которым она встречается с мячом. Разбег. Удар. Вся та многолетняя практика упражнений наделяет тебя инстинктивным знанием того, когда мяч пошел по нужной траектории и отразить его будет невозможно. Я взвился в воздух даже раньше, чем мяч миновал Касильяса, и оказался в сетке. Он впорхнул туда, как птичка. И этот гол никак не соотносится со всякими сопутствующими обстоятельствами моей биографии. Я праздновал то, что всегда буду помнить как свой лучший штрафной удар, забитый в футболке "Манчестер Юнайтед".