Рашид Жаксылыков: Казахстанскому бизнесу нужен свой Геннадий Головкин

Узкопрофильная беседа о нефти, о скачках ее цены и нефтяных компаниях, подстраивающихся под новые реалии, закончилась вдруг глубоко философским заключением – избежать зависимости от энергоносителей можно, только если в нашей стране будут рождаться Люди Эпохи, Герои, Кумиры. В этом убежден председатель президиума Союза нефтесервисных компаний Рашид Жаксылыков. На нефти свет клином не сошелся, говорит он и озвучивает четкий алгоритм, по которому можно создать качественную диверсифицированную экономику. В интервью корреспонденту «Капитал.kz» Рашид Жаксылыков рассказал о своем видении будущего Казахстана, свободного от нефти.

– Рашид Хасенович, давайте сразу с хороших новостей. Насколько я знаю, казахстанские нефтесервисные компании сегодня активно заходят на иранский рынок, какова предыстория этого вопроса?

– Да, верно. Казахстанские нефтяные компании ищут новые рынки. Одним из таких стал Иран, где недавно были сняты санкции, действовавшие в течение нескольких лет. Сегодня Ирану предстоит огромная работа, и мы уверены, что самостоятельно с нужными объемами они не справятся. Потому что те компании, которые осуществляли когда-то нефтесервисную работу, все давно вымерли, за 20 лет страна научилась жить без нефти. На сегодняшний день в Иране произошла диверсификация экономики, и теперь мы понимаем, что бурный рост в казахстанской нефтяной отрасли, приобретенная практика и мировой опыт работы с транснациональными компаниями научили нас конкурировать на мировом рынке. Сегодня мы абсолютно готовы экспортировать свой сервис.

– То есть уже достигнуты конкретные договоренности?

– Да, на сегодняшний день уже есть договоренности в тяжелом машиностроении, в части логистики и буровом сервисе.

– Можем ли мы с вами понять, как и чем представлены сегодня нефтяные рынки Казахстана и Ирана, какой потенциал у обеих стран? Если обратиться к цифрам, то показатели не в пользу Казахстана. К примеру, среднесуточная добыча Ирана в настоящее время составляет 500 тыс. баррелей нефти. В ближайших планах – достичь уровня в 3,5 млн баррелей в сутки. В Казахстане, напротив, добыча нефти в текущем году упадет с 79 млн 460 тыс. тонн в 2015 до 77 млн тонн. Что думаете?

– Сначала пройдусь по иранской тематике. Чтобы восстановить эту отрасль, им нужно $130-140 млрд, то есть наши компании там могут хорошо зарабатывать. Есть одно опасение. Казахстанцы должны вот на чем заострить внимание – нужно стараться брать контракты с государственными компаниями, нежели с частными. В бизнесе все бывает, и мы должны минимизировать свои риски, если заключаем контракты с государственными компаниями Ирана. На сегодня у них замороженных денег $107 млрд, это еще за тот период, когда они торговали, то есть инвестиции есть и будут. И наши казахстанские компании должны идти туда.

Теперь по нашей ситуации. Вообще, министерство энергетики планировало довести до 90 млн баррелей в конце 2017 года и в 2020 году выйти на уровень в 110 млн. Пока не получается. Помешал спад спроса, он произошел не потому, что не потребляют, а потому, что увеличилась поставляемая продукция. Многие страны поняли, что нефтедоллары – это самые выгодные и самые быстрые пути обогащения. Поэтому начали развивать данную отрасль у себя, и игроков стало больше, предложения стало больше. И в то же время такие страны, как США и Китай на сегодняшний день выпускают 3 млн баррелей излишек, держат в запасе. Это все влияет на цену. Да и зима в этом году оказалась теплая, на мазут спрос упал, в общем одно за другим. Поэтому цена повлияла на развитие нефтегазовой отрасли Казахстана. Все инвесторы планировали увеличивать добычу. А что такое увеличить добычу? Это дополнительно бурить скважины, то есть при цене в $140 – это одна прибыль, а при цене в $30 – совсем другая. Моментально все наши игроки, отечественные нефтедобывающие крупные компании перешли на экономный режим. Все расходы на сегодняшний день уходят только на то, чтобы обеспечивать жизнеспособность месторождения. Потому что стоят две большие задачи. Первая – оставить прежнюю добычу, не снижать ни на грамм, вторая – сохранить уже завоеванные рынки.

– Если мы говорим о том, что основные расходы приходятся на поддержание жизни месторождения, дабы сохранить прежние показатели по добыче, тогда в чем экономия?

– Смотрите, есть цена в $30 за баррель. Если себестоимость нефти выходит, допустим, на $17, то чистая прибыль остается $13. Плюс вычет налогов и так далее, и вот эти $5-6 не помогают компании бурно развиваться, а при $140 – сколько оставалось? Простая арифметика, здесь не надо быть каким-то доктором экономических наук. На сегодня главная задача – сохранить ту мощность, которая обеспечивает работу месторождения. Месторождение – это как живое существо. Если за ним не ухаживать, то дебет, который ежедневно дает оно, может упасть. Если мы заглушим скважину, чтобы ее потом восстановить, этот процесс предполагает два вида работ – капитальный ремонт скважины и подземный ремонт, так вот можете себе представить, чтобы заново туда ее завести на глубину 1000 метров, нужен $1 млн. Легче сохранить. А вторая главная задача, повторюсь, – не потерять тех покупателей, которых наработали в течение многих лет. Мы понимаем, что нефти стало больше на рынке, ее нужно кому-то продавать, вот поэтому мы должны сохранить своих партнеров, которые у нас покупают нефть. А если потеряем, добывай – не добывай, куда продавать ее?

– Вы сказали, что изначально в планах был показатель в 90 млн баррелей к 2017 году. Получается, мы можем добыть необходимый объем, но сомневаемся, сможем ли реализовать его?

– Когда планировали эти цифры, цена на нефть была совсем другая, тогда было за $100 за баррель. Инвесторы охотно шли. А сегодня кризис не в том, что некуда продать или неоткуда взять, кризис в том, что инвесторы неохотно идут. Пока турбулентность цены на нефть не пройдет, они не будут ни капельки вкладывать. Мы понимаем, что основной генератор для развития бизнеса – это инвестор. Поэтому вокруг него, за него сейчас идет война. Здесь важно, насколько наше общество, наше государство, наша компания смогут привлечь инвестора. И это не задача одного только правительства, это комплексная задача, которую мы должны все вместе решать. Почему инвесторы сегодня не идут в те страны, где нет согласия? Потому что там нет стабильности. Поэтому на данный момент реальная помощь была бы от каждого гражданина, если бы мы боролись за сохранность мира, не слушали зомби-аналитиков, которые разными цифрами пугают и простым гражданам вообще не понятны. В этом вопросе только стабильность, стабильность и еще раз стабильность.

– И все-таки, если говорить о нефтяной отрасли Казахстана в целом, о ее перспективах, хотелось бы услышать ваш прогноз относительно выживаемости данной отрасли. Судя по вашему и ваших коллег настроению, близится закат нефтяной эры…

– Во-первых, почему привлекательна нефтесервисная отрасль? Давайте возьмем Норвегию, там и добывают и в то же время оказывают сервисные услуги. На сегодня они от экспорта сервиса в два раза больше получают прибыли, нежели от добычи нефти. Мы тоже должны это развивать.

Это первое. Да, эра нефти заканчивается. Это вопрос времени. Наверное, приведу только один пример. Всем известная транснациональная компания Tesla за последние три года продала 100 тыс. электрокаров, сегодня вопрос стоит только в цене – $100 тыс. не каждый может позволить. Но даже при этом покупают! 100 тыс. машин – это уже объем, уже конкуренция! А в ближайшие два-три года Tesla планирует снизить стоимость до $35 тыс. за машину. Как только это произойдет, что будет? Будет смена игроков. Тот же бензин уже вытеснит электроэнергия, потому что электроэнергию легче и безопаснее потреблять, потому что можно использовать природный ресурс. А добывая нефть, мы все-таки не должны забывать и об обратной стороне – мы не только зарабатываем, но и экологии приносим вред. Даже та продукция, которая выходит из нефти, – она тоже приносит вред. Наш любимый Алматы тому пример. Одна из главных проблем города – смог, который образуется из выхлопов газов машин. То есть человечество стало понимать, сознание человека рано или поздно дойдет до того, что он откажется от всего этого. Или наука это перевернет. У меня есть любимая фраза «Наука не эволюционирует, в науке происходит только революция». Завтра, может быть, проснется один Эйнштейн, придумает чистый, экологически безвредный вид электроэнергии и все. Люди уйдут туда.

– А если не проснется?

– Мы все когда-то были детьми и все читали сказки, слушали о том, что был ковер-самолет, другие волшебные изобретения, которыми сегодня человечество успешно пользуется. Я всецело уверен в том, что случится то, о чем я говорю. Люди стали конкурентоспособными. Они понимают, что сейчас хороший пиджак или выученные слова не сделают карьеру. Они понимают, что карьерных высот они могут достичь только посредством больших знаний. Наша молодежь очень даже начитанная, та же база Назарбаев Университета создана, чтобы развивать науку. Давайте возьмем Израиль – ни нефти, ни плодородия, ни газа, ни одного вида металла, море – и то Мертвое (улыбается). Святая земля. Но почему они все экспортируют? Агропромышленный комплекс, практически все ноу-хау оттуда, медицина, даже экспорт военной техники. Как они этого добиваются? Тем, что взращивают ученых. Вот чем мы должны и можем быть привлекательными.

– Вашему авторству приписывают название тренда, который, увы, существует – «девальвация кадров», что конкретно он означает?

– Я часто встречаюсь с предпринимателями, вижу некую скрытую угрозу, когда люди достигают месячного оборота в тенговом эквиваленте в 20 млрд тенге. Достигают этого потолка и дальше уже не знают, что делать. Эти люди – производители, они не могут жить в других условиях. И тогда они вроде как в шутку говорят: у нас два пути – выращенную компанию продать кому-либо или участвовать в валютных операциях, чтобы поймать куш, такое, конечно, редко бывает. Чаще всего останавливаются на решении продать бизнес и уехать за границу. И вот это меня пугает. Это и есть девальвация кадров. Потому что на заре становления казахстанской экономики в рыночной форме эти компании были лидерами, они вводили новшества, учили, заводили европейскую бизнес-культуру в Казахстан. А сейчас мы их потеряем.

– Ну вот, видите, вы говорите, что казахстанцы не хотят развиваться, а здесь получается другое…

– Нет-нет, смотрите. Есть люди, которые дают работу 5 тыс. человек, я о таких лидерах говорю. Он уйдет – и это реальный риск. Поэтому я и говорю, что я боюсь не девальвации тенге. Точно так же сказал и глава государства: тенге и рубль можно сравнять, но кто от этого выиграет? Это всего лишь цифра. Нельзя душу на эти цифры класть. Какая разница – 186 или 360 тенге за доллар?

– Всего лишь в два раза …

– Да, я понимаю ваш сарказм, но это цифра, поймите. Мы почему-то душой в это уходим. Если стало 360 тенге, значит и наша вина есть, мы тоже жили на легкие нефтедолларовые деньги, мы развивались, получали субсидии от государства, пользовались его программами, оттуда питались и при всем при этом ничего нового не создали, не обеспечили ни одного рабочего места. Так кого теперь обвинять? В этой игре и мы участвовали. И теперь мы тоже должны нести ответственность. А я боюсь оттока тех людей, которые могут что-то изменить. Ведь сознание масс как меняется? Оно меняется, когда есть в какой-то отрасли лидер. Допустим, Геннадий Головкин – это наш казахстанский бренд. Все, глядя на него, хотят стать суперзвездой в мировом боксе. Сколько пацанов на улицах изменили свою жизнь? Мы же этого даже не знаем! Может они бы пошли по другой тропе, но благодаря истории Головкина вернулись в нормальную жизнь. Хочется, чтобы и в бизнесе были такие люди. Чтобы их показывали, им подражали – вот на что должна быть нацелена государственная программа. Знаете, я недавно был в Китае, смотрел их телевидение и понял, что не обязательно знать китайский язык и без того все понятно. С утра до вечера на китайском телевидении показывают только Человека Труда. Сегодня показывают механизатора, завтра могут показать учителя и вот так культивируют труд. А мы, казахстанцы, очень мало слышим о тех героях, которые не только создают рабочие места, но и реально помогают нашей стране. Одно созданное рабочее место – это снятое социальное напряжение с одного человека в Казахстане. А если мы даем 5 тыс. рабочих мест, с коэффициентом семьи это 25 тысяч человек – какая помощь стране! Этого же мы требуем и от государственных менеджеров, чтобы они тоже участвовали – акимы, сельские акимы. Чтобы были вот такими личностями. Не надо человеку читать нравоучения, ему нужно дать возможность зарабатывать и показать, как это делается. А таких примеров очень много. В начале нулевых жила в Казахстане такая женщина – Злиха Тамшыбаева. Она скончалась. Еще с советских времен она была очень предприимчивой женщиной. Можете себе представить, в 2000-х она взяла кредит в $1 млн, чтобы построить гидроэлектростанцию. Ей тогда было за 70 и она болела раком. Даже эта болезнь и возраст ее не пугали. Она пошла, получила кредит и построила гидроэлектростанцию. Она не думала о том, что этот объект завтра принесет ей огромный доход и она войдет в список Forbes, ей это не нужно было. Она просто хотела подарить дешевую электроэнергию своим односельчанам. Вот откуда мы должны черпать энергию и потенциал для нашего народа. Вот кем мы должны стать!