Твое счастье, что ты сегодня гол забил

Я всегда любил побеждать и не любил проигрывать. Это не значит, что не проигрывал, но всегда тяжело переживал поражения. И по жизни получилось так, что, во что бы ни играл, в основном побеждал. Может, потому, что, когда выходил на тренировки, не смотрел, как другие косят, а работал. Хотел совершенствоваться, хотел быть лучшим. И когда переходил из команды в команду, на первом месте стояли не меркантильные цели – что-то вырвать, а желание добиваться в спорте высоких результатов.

В принципе, когда идешь в большой спорт, идешь не ради денег, а ради результата. Деньги приходят сами собой, если есть результат. И по большому счету задачи, которые я перед собой ставил, играя за "Динамо", "Спартак" или сборную СССР, всегда выполнял.

***

Наши отношения с Бесковым обострились до предела весной 1988 года после матча в Харькове, где мы сгорели "Металлисту" со счетом 0:2. Играли плохо и в обороне, и в атаке, поэтому Бесков устроил серьезный разбор. Обстановка в команде была напряженной, Дасаев меня потихоньку поддавливал, чувствуя, что Бесков мной недоволен.

После Харькова поехали в Киев, где выиграли со счетом 2:1. Игроки "Динамо" составляли тогда костяк сборной СССР, которая готовилась к чемпионату Европы в Германии. После игры против "Спартака" они поехали в Бонн, где вынесли сборную Аргентины с Марадоной во главе 4:1.

Первый тайм матча в Киеве проигрываем 0:1. Возят нас так, что за центр поля перейти не можем. Гол Олег Протасов забил, правда, не из-под меня, а из-под Женьки Кузнецова. Получилось так, что он в штрафной против Женьки оказался, хотя я должен был с ним персонально играть.

В перерыве Бесков устроил разнос по поводу качества игры. Но мне лично ничего не сказал. Потребовал, чтобы мы собрались, пошли вперед большими силами и переломили ход матча.

Идем на поле. Я говорю: "Куда вперед? Сейчас мы понесемся, и они нас сразу порвут. Атакуем, но все сразу же возвращаемся назад. Компактно играем, "сбалансированно". Получилось. В конце второго тайма Пасулько и Родионов забивают два гола, и мы выигрываем 2:1.

Приезжаем на базу. Разбор игры. И так Бесков на меня покатил, будто я один во всех грехах виноват. И Дасаев сидит поддакивает. Что-то против меня стал говорить. Я особо не перечил, но чувствую, что давление поднимается на нервах. Неприятно все это слушать, тем более что выиграли 2:1. А для Бескова не имело значения, выиграли или проиграли. Если уж он за тебя брался, бил до конца. Находил за что, потому что ошибки в каждой игре случаются.

После разбора надо было на поле идти тренироваться. Сидишь долго, тебя по мозгам бьют, и после этого еще и на поле! А тренироваться не хочется. Я долго себя сдерживал, но чувствую, давление поднимается. Все пошли на поле, а я – давление мерить. Нам как раз привезли электронный велоэргометр. Так на экране давление сразу высвечивалось.

Доктор посадил меня в седло, включил измеритель, а там 160 на 100! Вот что такое нервное напряжение!

Говорю доктору: "Скажите Бескову, что Бубнов тренироваться не может". Доктор пошел к Бескову. Возвращается: "Бесков сказал, что ты должен тренироваться".

Сказал, значит, сказал. Выхожу на поле, никакого настроения. Стою в паре с Бокием. Сам про себя недовольный, А Бесков смотрит. Он знал, что я всегда тренировался изо всех сил, с желанием. Он мне самые высокие оценки за тренировки выставлял. Поворачивается ко мне: "Бубнов! Если не хочешь тренироваться, уходи". В присутствии всех.

Я поворачиваюсь и ухожу. Так противно стало. Все же нарочно делалось, целенаправленно. Для меня это тем более неприятно было, что я всегда профессионально готовился, спал, режимил, да и ради Бескова готов был играть. А тут тебя начинают уничтожать.

И пошел.

Тут он мне говорит: "Вернись!"

А я ему: "Да пошел ты..." И иду дальше мимо Старостина.

С Дедом даже не поздоровался. Дед Бескова ненавидел, а тут стал свидетелем такого демарша.

Захожу к себе в комнату, начинаю собирать вещи. Прибегает Хаджи: "Константин Иваныч зовет на тренировку". – "Да иди ты, куда подальше вместе с Константином Иванычем!" Я Хаджи терпеть не мог. Собрал вещи и уехал на электричке, потому что в тот день машина была у Зои.

После Киева нам предстояло играть в "Олимпийском" с "Шахтером". Звоню Деду. Говорю: "Николай Петрович! Вот такая история случилась. Бесков достал. Больше не могу. Я не против, проводите собрание, отчисляйте, но сначала давайте разберем случай с Дасаевым и его делами в Минске. А потом меня будем разбирать. И вообще, я уже устал от всей этой ерунды. Пишу заявление и ухожу из команды".

И Зою тоже предупредил. Но она видела мое состояние и поддержала: "Делай как считаешь нужным". Я уже не мог оставаться в "Спартаке", где все под Дасаевым ходили. Никто слова сказать не мог. Фактически я один остался.

"Ну и фиг с ним, – думаю. – Сам все за себя решаю и делаю. В конце концов, я в "Спартак" тоже один шел".

Дед отвечает: "Хорошо, Саша, отдохни пока". Вечером мне перезванивает: "Готовься к игре". Он с Бесковым переговорил, передал ему мои слова, и про Дасаева тоже.

Утром встал, пошел в парк, сделал зарядку, как всегда делал, когда в отпуске находился. Ближе к матчу сел на "Волгу" и поехал в "Олимпийский". Приехал раньше спартаковского автобуса. Болельщики, которые его ждали, сильно удивились, когда меня увидели.

Взял сумку и пошел поле посмотреть. Такая традиция у нас была, ритуал, независимо от того, натуральный газон или синтетика. Наконец, приехал "Спартак". И первым Мост на поле вышел.

"Ну что?" – спрашиваю. – "Ты в составе".

Конечно, в команде не ожидали, что после того как я послал Бескова, он выставит меня на матч с "Шахтером". Пасулько передал мне слова Феди Черенкова, что Бубе конец.

Пасуля ему тогда ответил: "Подожди, еще неизвестно, кому конец".

Мы с Пасулько по-дружески общались, он отчасти знал реальное положение вещей, потому так и сказал. Но я решительно был настроен уйти, потому что стало невмоготу.

Я в составе. Сижу рядом с Дасаевым. Он – враг, но мы в одной команде, и впереди сложный матч – с "Шахтером" простых никогда не бывало.

Первый гол нам забивают из-под Юрия Сурова. Мы сравниваем. Во втором "Шахтер" опять выходит вперед. Бесков просил не подключаться и играть сзади построже, плотно держать здоровенных нападающих, но мне уже все равно, какая установка. Остается все меньше времени.

Минут за десять до свистка подключаюсь в атаку, и мы разыгрываем комбинацию, как на тренировке. Из футбольной классики. Федя получает мяч на фланге и делает хорошую мягкую подачу. Только мяч пошел, как я выпрыгиваю и зависаю. Мяч летит ко мне, я в высшей точке и еще не начал опускаться. А передо мной Женька Кузнецов – мы оба выпрыгнули. Женьку перекрывали, как бы заслон ему поставили, а я за ним шел, и меня уже никто взять не мог.

Вклинился между всеми, а в голове лишь одна мысль: "Только не трогай мяч!"

Если бы я Женьке крикнул, он бы все равно ничего не услышал из-за шума в "Олимпийском". Но то ли Федя на меня подавал, то ли Женька не долетел, но таких голов я в жизни не забивал. Как дал кола головой! Мяч за линией ворот приземлился. Такой сильный удар получился, что от земли под перекладину отскочил.

"Олимпийский" полный был. На "Шахтер" всегда народ собирался, а тут мы еще Киев обыграли. Кроме того, по Москве слухи ползли, что в "Спартаке" конфликт. Как же стадион заревел! Я, наверное, впервые в жизни такой кайф от гола поймал, обычно особо не радовался. Подбежал к Феде, поблагодарил за передачу. 2:2.

Заходим в раздевалку. Тишина. Все-таки 2:2 для "Спартака" на своем поле плохой результат. Отскочили. Сижу спокойно, тем более гол забил. Дед появился, руки потирает. Бесков заходит, он с трибуны матч смотрел. Мне рассказывали, что когда "Шахтер" второй гол забил, Бесков чуть не обделался.

Но тут я подключился. Бесков подходит ко мне и говорит сквозь зубы в присутствии всей команды: "Твое счастье, что ты сегодня гол забил". Я так возмутился и разозлился, что еще раз его послал куда подальше. Безразлично все уже было.

Дасаев, который рядом сидел, словно окаменел. Два раза за сутки Бескова послал! Такое, наверное, никому не удавалось и никому, конечно, не прощалось.

Это при том, что я на Бескова как на бога смотрел, когда к нему шел. Надо понимать, до какого состояния он меня довел, чтобы я его послал. Мне действительно уже все равно было, потому что из "Спартака" меня выживали. Полкоманды во главе с Дасаевым были моими врагами, которые меня ненавидели и понимали, что на них у меня есть компромат.

После матча с "Шахтером" Бесков продолжил меня доставать. После очередного конфликта я собрал вещи и направился на станцию. Вдруг навстречу Роганов едет из ЦК партии.

"Ты куда?" – спрашивает.

А завтра играть. Что мне отвечать ему? Что я с Бесковым поругался?

"Да так, – говорю, – гуляю здесь". – "Ну, тогда садись, поехали на собрание".

Сажает меня в свою "Волгу". А Бесков его уже на крыльце встречает. Какие же у него глаза были, когда я из "Волги" выходил!

Бесков не умел расставаться с людьми по-человечески. Матч с "Локомотивом". Проигрываем 0:2.

Потом на 88-й и 90-й минутах сравниваем – 2:2.

Хотя я против Михаила Русяева, который нам два гола забил, не играл, Бесков меня на собрании команды обвинил чуть ли не в сдаче игры.

Меня! Я чуть со стула не упал!

Но, видимо, Дасаев с Федором Сергеевичем хорошо работали, Бескову на ухо нашептывали.

Особенно когда он с коньячком футбол смотрел. Ему в ухо дуют, а он не проверяет!

Разобрали игру с "Локомотивом". Бесков, после того как пар выпустит и всем разносы устроит, обычно спрашивал: "У кого вопросы?"

Говорю: "У меня есть".

Все сразу затихли.

И я говорю: "Константин Иваныч! Вы только что обвинили меня в сдаче матча. Во-первых, вы ничего доказать не можете. А если можете доказать, то вы сейчас должны, с учетом того, что я не только футболист, но еще и коммунист, отчислить меня из команды. Но вы этого делать не собираетесь. Вы только обвинили меня голословно". Спокойно так ему говорю.

А вокруг тишина. Такое Бескову в лицо сказать!

"Поэтому, Константин Иваныч, – продолжаю, – я доигрываю до конца сезона, потому что сейчас команду бросить не могу – меня не поймут, и ухожу. Говорю об этом в присутствии всей команды. Так дальше продолжаться не может, потому что доверия больше нет".

Мы тогда на 3-4-м месте шли, что для "Спартака" было плохо. А я играл на такой позиции, что меня после каждого поражения можно было обвинить в сдаче. Возмутило то, что Бесков, зная, что я договорные игры не играю, именно в этом меня обвинил. Вот когда мне мои козыри пригодились! Я все спокойно, культурно и без эмоций Бескову высказал. В третий раз никуда его не послал.

Потом выходим на поле, он меня догоняет и говорит: "Ты что, правда собрался уходить?"

Как будто не в себе человек, как будто не слышал, что я только что сказал! Но, наверное, я еще нужен был команде, хотя мне было уже за 30, а к возрастным игрокам Бесков не очень хорошо относился.

В 1987 году, когда мне уже 32-й год шел, мы в предсезонку во время турне по Аргентине с "Ривер Плейтом" и "Бока Хуниорс" сыграли вничью, а по возвращении в Союз "Динамо" (Тбилиси) дернули и ехали в Ланчхути на поезде на матч второго тура.

А у меня привычка была зайти в купе, бросить сумку и, не раздеваясь, лечь на нижнюю полку. Вытянешься, ноги гудят после матча.

И тут Бесков заходит. Довольный, мы в Тбилиси 3:1 выиграли, разнесли "Динамо" в пух и прах. А когда Бесков довольным был, он по купе ходил и всем что-то говорил.

И ко мне заходит и говорит: "Буба! Ну, ты сегодня красавец был. Я тебе еще два года даю".

А я про себя подумал: "Почему два?"

Уставший был и не догадался спросить: "А что дальше, Константин Иваныч?"

Два года он мне давал! Как условный срок! Мы здорово сыграли, и почему он мне так сказал? Зачем это нужно было? Как приговор прозвучало.

Так вот, подходит он тогда ко мне после собрания и спрашивает, правда ли я собираюсь заканчивать со "Спартаком".

"Да", – отвечаю. – "Подумай, сейчас хорошую работу тяжело найти".

Действительно, в советское время это непросто было сделать. В "Спартаке" точно не оставят, если Бесков против будет. Тренером тоже особо нигде не ждут. А я на эмоциях был. Раз ты так себя со мной ведешь, я с тобой тоже по-другому буду разговаривать.

И говорю ему: "Константин Иваныч! А что вы за меня беспокоитесь? Вы за себя лучше переживайте".

Наверное, после этого он и стал думать, что я под него копаю. А я так, ради красного словца ляпнул. Без злого умысла и задней мысли, хотя знал, как к нему в команде относятся. В "Спартаке" же все на страхе держалось.

Бесков был злопамятным. И подумал, если я ему так сказал, значит, начну мстить. К тому же было через кого. Через Деда. А Дед уже понял эту ситуацию и стал ко мне благоволить. То я был динамовцем и человеком Бескова, то вдруг своим стал... Правда, он ко мне всегда с подчеркнутым уважением относился. Я единственный, кто мог с ним в команде почти на равных разговаривать. Гаврила позволял себе всякие шутки-прибаутки. Я же к Старостину относился серьезно и всегда пользовался случаем узнать от него что-то интересное или полезное. А Николаю Петровичу было о чем рассказать.

Мои проблемы в "Спартаке" начались еще с "Жальгириса", когда я отказался сыграть вместе со всеми договорный матч. Согласись, и было бы все по-другому. А так остался инородным телом, волком-одиночкой. Такое в футбольных командах тоже случается. Но в конце концов Дасаев уехал, Бесков был вынужден уйти, а я задержался в "Спартаке" еще на полсезона в 1989 году.